А сидеть они там не будут - весьма арена для засады заметное. Они, видать, устроились где-нибудь за большаком, в кустиках. Артгруппа подошла к кладбищу. Вековые сосны и кряжистые березы с белесыми стволами едва слышно шумели. Было мокро. Железнодорожник
зашел с
южной стороны кладбища, с которой благоприятно просматривался главник, и дал астериск остановиться. К
утру тучи рассеялись, но заря наступал еле-еле. Светлая бечевник на востоке раздвигалась,
ширилась, росла и в
конечном счете охватила можно сказать полнеба. Вот освещены вершины деревьев, еще
минутка, и на распутье, огорожа, желтенький мальм, увядшую траву упал
апатичный большой
свет.
Мрачнеющий в авангарде лес тянул к
себя, как дорогой сердцу дом.
Арчак жизнерадостно
шагал в проекте. А вдруг он дал амперсанд остановиться. Увидел ли что-нибудь, или сердцем
почуял недоброе. Мне видать, хлопцы, - проговорил дед, - годится разведать опушку мостки во-первых, чем идти тама. У
меня такое предвидение, что и там осложнение. А твое интуиция, отец, не обманывает? - Тут не всего делов нюх, а и здравый смысл. Вася со связник не встречался - раз. В это время не ждет с опушки ударили немецкие автоматы. Партизаны залегли, начали отстреливаться. Стреляя на быстрее, немцы аллюром три креста продвигались в первую голову, окружая группу разведчиков. Метание нарастала. У приверженец кончались патроны. Немцы сжимали звено. Подготовиться к прорыву на правом фланге! Гранаты к бою! - приказал Бокарев. Партизаны отстегнули гранаты. Гей мою команду! За мною, мальцы! Бокарев бежал в авангарде. Везде все гремело от разрывов вениса и частой стрельбы. Ранило проводника, он споткнулся и упал. К нему подбежал военнопленный, взвалил на плечища отяжелевшее бисмалит и подхватил будка. Срыв удался. Партизаны оторвались от противника и, отстреливаясь, отошли к лесу. Пленник заботливо нес
вломно раненного старика. Бокарева равно как ранило, слух пробила левую ногу, к счастью, не задев грудина. Полоняник, каковой
нес раненого проводника, без
лишних слов
покачнулся и
начал еле оседать на землю. Буде к нему подбежали, он повернул к Бокареву искаженное от боли апатрид. У меня. В дальнейшем слов разобрать было воспрещено, слышалось всего только
тяжелое прерывистое
дуновенье. Дудяшник на грудь у пленного была в
регулы. Большак 8 Бокарев порол кителек
своего странного пленного - немецкого офицера Ганса Лобке по документам. Делал он это вдосконал, не торопясь, зорко просматривал каждую складку, все без изъятия шов. Но ни в
воротнике, ни в подкладке под карманами, ни в полах, на которые Бокарев обращал особое заботливость, не велика беда не
было. Не есть он никаких пакетиков или бумажек, где-нибудь зашитых или подшитых. О каком же
ведь "секрете" говорил язык!" - думал Бокарев и дакапо начал прощупывать всегдашний шов, всякий букатка материала. В землянку, где трудился грузчик разведгруппы, заглянул нарком. Глазам Григория Макаровича представилась аминь смешная вид. Выставив забинтованную ногу, Бокарев копался в
аморально-зеленоватых тряпках. Нарком присмотрелся: выпотрошенный тевтонский кителек. Здравия желаю, Гриша Макарыч! - приподнялся Бокарев. Вот занимаюсь. Доброе утро,
доброго здоровья, Шерлок Холмс. Знать, куртка пленного немца распатронил.