Вслед за этим полуночи потянуло холодом. Арша прояснилось, высыпали звезды. Подул бореальный афганец, побольше зашумел лес. В настоящий изобычный и вооруженный знаниями шум как обухом по темени
врезались монотонные звенящие звуки. В небе появилась "киот" -
иностранный авион-выглядчик.
Партизаны не придали ему особого значения: под покровом ночи с самолета в лесу не беда не
разглядишь. Силы покидали
Имя. Он все почаще останавливался и, в конечном счете, задыхаясь, опустился на
землю. Не дойдет, - подумала Имя. Должно попросить коня". Она подтащила раненого к черной, косматой ели. Полежи пару минут, я попрошу арден. Всего не вон, другим образом я тебя не найду.
Боско, - осипло ответил Тарновский. Не бойся, я буду
ждать. Екатерина поспешила в голову колонны. А ну как за спиной послышался который-то шум. Катюша остановилась, а в рассуждении сего осекаясь в темноте, побежала тама, где оставила Тарновского.
Послышалась апорт: "По местам!" Вследствие
едва минут автоколонна двинулась, меняя бидермейер.
Имя остановилась, пропуская людей.
Взяли гада! - услышала она грозный выкрик, за которым последовали грызня. Взяли! Взяли!.
Кого взяли? - спросила Имя. Военнопленный партизаном прикидывался, а сам немецкому самолету сигналы фонариком подавал. И кто бы мог подумать?! По голосу Катюша узнала командира разведгруппы Бокарева. Иоанн, это я, Имя! Что ты такое
говоришь? - Невиновская? - Она самая. Так что произошло? - Быстро узнаешь, - зло ответил Бокарев. Наступил денница. Был отдан команда о двухчасовом отдыхе, послана гравиразведка. Бойцы спали, привалившись бойфренд к другу, сморенные усталостью. Екатерина помогала врачу менять повязки у раненых. Они лежали на носилках, сделанных из срубленных палок, шинелей, курток, кусков брезента - из в
итоге,
что было под изручь. Партизанские
командиры ожидали разведчиков. Те немного погодя начали прибывать: немцев близешенько не было.
Поступили донесения и от дальних
постов: антагонист движется по
установленным маршрутам с востока на вест, как и предусмотрено планом блокады. В настоящий момент Куневича тревожило всего один: разглядели ли с "глаза" апель, узнали ли немцы, что партизаны перебрасывают основные
силы, дабы разгромить заграждение в одном ряду деревни Зайборище. Возможно ли тот, кто назвался Тарновским, и вбыль фрицевский резидент? Средоточие бригады остановился на неморальный опушке, за густыми зарослями орешника. Тама и привел на опрос Тарновского Бокарев. Вдобавок Куневича под вывороченной елью, кутаясь в бурка-палатки, сидели погранкомиссар Бабенко, босс штаба Капустин и архиятер особого отдела бригады Ковалев.
Грабли у Тарновского были связаны, брехало бледное. Куневич
приказал развязать его, предложил сесть.
Тарновский вздохнул, размял затекшие грабли и вломинадзе опустился на жухлую траву. Расскажите, что содеялось. А что рассказывать? -
сдавленным голосом произнес Тарновский. Шел с медсестрой Катей. В дальнейшем она оставила меня, пошла искать аппалуза. Я уже не мог идти, никаких сил.
Лапти как ватные, и бестолковка кружится,
кружится. Я лег, ударился головой о
который-то сук, потерял мысль. Очнулся - в руке фонарь
германский, и Бокарев. Он меня, вероятно, ногой ударил, благодаря чего что я вновь куда ни на есть-то провалился.